– Голубчики мои!.. – застонала бабушка Акулина так кротко и жалобно, что в подвале сразу сделалось тихо. – Родные… внучатки… бедные вы мои головушки… сделайте вы со мной Христа ради что-нибудь!.. прирежьте меня… приколите меня… мочушки моей больше нет!.. огнём горю живая… о-ох!..
Среди игроков произошло некоторое замешательство, все куда-то двинулись, а Настенька дважды кряду сбросила карту налево…
Отец Дьякон стал сумрачно чесать свою лохматую голову, Адвокат закашлялся и для чего-то ткнул свою соседку локтем в бок, на что та, по привычке, не обратила внимания.
Но скоро все оправились…
– Смотри, что делаешь!.. – строго сказал Ярлык Настеньке. – Мечи с начала…
Настенька со вздохом собрала карты и стала их тасовать. Адвокат поднял глаза и засвистал что-то унылое.
– Ничего, бабуся, потерпи, – заговорил Отец Дьякон и густо отхаркнулся, точно собираясь петь.
– Моченьки моей нет… Родимые детушки… – ныла старуха.
– Про-ойдёт, не беспокойся… ты у нас, бабушка, крепкая… – обнадёжил её Мамочка.
– Мозжит меня всю.
– Ничего не поделаешь, ты стони шибче, от этого легче бывает, боль-то обманывай криком, – посоветовал Дьякон.
– Господи! Иисусе Христе! Ой-й! Что со мной будет… Умереть бы ин…
– Бита! – радостно возгласила Настенька. – Сколько бы я выиграла, ежели бы это на деньги играть.
Бабушка Акулина вдруг перестала охать и с полчаса молчала, совершенно неподвижно вытянувшись на своей постели.
– Уснула старуха! – сказал Дьякон и, подойдя к игравшим в карты, присел около них на корточки и что-то замурлыкал про себя.
Адвокат нахмурил брови, слез со стола и занял место Дьякона на койке. Он пристально всмотрелся в лицо бабушки и хрипло подтвердил:
– Верно… Спит!..
Но он ошибся.
Бабушка открыла свой беззубый рот, с сожалением почмокала губами и жалобно заныла:
– Никифорыч, друг! собери милостыню-то, Христа ради… ведь ждут её люди… и семь копеек найди, тут они, тут, шарь около забора-то… два семишника… один старый, другой поновее… Батюшка-барин! Убо-огой старухе на хлеб копеечку по-одайте! Семья у меня. Детушки! вон он, кузовок-то… кушайте, много его сегодня… хлеба-то. А на выпивку нет! Тюх! не подают деньгами-то… уж разве за всенощной.
Л-ларион мой дорогой!
В-выходи гулять со мной,
Я девчонка молода
На мо-орозе жду тебя…
Голос у старухи порвался, и она заметалась из стороны в сторону, дрыгая здоровой ногой и приговаривая и такт движениям:
– Тюх! Тюх! Тюх!
– Бредит… – сказал Адвокат, почёсывая переносицу. Игравшие в карты все встали с пола и столпились около больной, с любопытными улыбками разглядывая её.
– Ишь ты, пляшет! – догадался Ярлык и захохотал.
– Запляшешь, – хмуро протянул Адвокат. – А надо нам, братцы мои, чего-нибудь с ней сделать, она, видно, и в самом деле захворала.
– Водки бы ей дать. Этакой солидный стакашек, – со вздохом заявил Дьякон, облизывая губы.
– В больницу отправить, – сухо кинул Мамочка, отходя от койки.
– Так её и примут, держи карман шире… – скептически усмехнулся кто-то.
– Это верно, бумаг нет… и, тоже, как отправить? Извозчика надо… и прочее, а деньги?
– подтвердил Адвокат.
– А ежели, как прошлый раз Федяшку, – отвезть её к больнице, да и подбросить там… небось, так-то примут! – предложила Настенька.
– Отвези… Ты бы лошадь была хорошая, жаль вот пролётки нет, – съехидничал Ярлык.
– Детушки мои, кушайте! пирог там есть с капустой, целый он, грешница… с лотка я его спёрла, он загляделся, а я… Никифорыч! не бей ты меня, старую пьяницу…
– Эх ты, старуха! – вздохнул Адвокат.
– Есть-то как? Имеем? – раздался голос из угла каморки.
– А и впрямь, поесть бы! – поддержал Мамочка.
– Где старухина торбочка? – спросил Ярлык у Настеньки.
Стали искать торбочку и не нашли. Это обстоятельство произвело на всех неприятное впечатление.
– Эх, чёрт! – выругался кто-то.
Переглянулись друг с другом и замолчали все, думая, очевидно, об одном и том же.
– Как же мы теперь, братцы мои, питаться будем, ежели старуха-то того? – жалким голосом спросил Дьякон. Молчание прервалось.
– Н-да-а?
– И вправду?
– Ведь, ежели говорить начистоту, – старухиной милостыней мы живы-то были!
– Ну, теперь надо будет самим о себе заботиться: старуху заездили, – сурово произнёс Адвокат.
И все съёжились и потемнели.
– Кушайте, детушки, пока я жива… я вас… – бредила бабушка Акулина.
А её почтенные внуки чувствовали себя весьма смущёнными развернувшимся перед ними истинным смыслом события.
Бабушка Акулина была филантропкой Задней Мокрой улицы. Она собирала милостыню, а в виде подсобного промысла иногда, при удобном случае, немножко воровала. Около неё всегда ютилось человек пять-десять «внучат», и она всегда ухитрялась всех их напоить и накормить.
«Внучатами» являлись самые отчаянные пропойцы-босяки, воры и проститутки, временно, по разным причинам, лишённые возможности заниматься своим ремеслом.
Бабушка Акулина не умела делить людей на достойных и не достойных её внимания и одинаково тепло и радушно относилась ко всякому, кого судьба толкала в её землянку.
Вся улица знала её, и слава о ней выходила далеко за пределы улицы. Но всё-таки, на языке босых и загнанных людей, «попасть во внучата» значило дойти до самого печального положения; поэтому бабушка Акулина как бы знаменовала собой крайнюю ступень неудобств жизни и, пользуясь большой известностью за свою филантропическую деятельность, не пользовалась любовью со стороны опекаемых ею людей.